Будет ли банковский кризис
Обновлено: 18.04.2024
Эксперт назвал технический дефолт России «опаснейшим прецедентом»
Здание Министерства финансов США в Вашингтоне
Jacquelyn Martin/AP
США, вероятно, не станут продлевать срок действия генеральной лицензии, которая позволяет России производить выплаты для обслуживания своего внешнего долга. С таким заявлением 18 мая выступила американский министр финансов Джанет Йеллен.
Она уточнила, что окончательное решение по этому вопросу Вашингтон пока не принял, но продолжение действия этой лицензии ей кажется маловероятным.
О том, что власти США готовы полностью лишить Россию возможности проводить выплаты по облигациям после 25 мая, ранее писало агентство Bloomberg со ссылкой на источники. При этом, как отмечают собеседники СМИ, некоторые чиновники американского казначейства отмечали, что, если и дальше предоставлять России возможность выплачивать госдолг, это приведет к «опустошению ее казны» и перенаправлению ресурсов, которые могли бы быть использованы на вооружение и военную спецоперацию на Украине. Но администрация США, как пишет портал, все же склонна ограничить возможность выплаты госдолга со стороны Москвы, выбрав вариант финансового давления.
Управление контроля за иностранными активами США (OFAC) 2 марта — после заморозки части валютных резервов ЦБ России — выпустило отдельную лицензию, которая позволяла Москве платить по своим валютным займам из замороженных резервов, хотя это и требовало выдачи отдельных разрешений банкам США. С тех пор российский Минфин провел купонные выплаты по ряду выпусков суверенных еврооблигаций, номинированных в долларах. Срок действия этой лицензии, которую Минфин США не планирует продлевать, истекает 25 мая.
Как объяснила Йеллен, применив санкции в отношении суверенного долга России, американская администрация за счет этой лицензии сделала исключение из режима рестрикций, чтобы обеспечить период упорядоченного перехода к новым правилам Вашингтона. Американская сторона приняла такое решение, чтобы инвесторы могли продать соответствующие российские государственные ценные бумаги. «И ожидание заключалось в том, что это было бы ограниченным по времени», — пояснила министр.
Что означает технический дефолт для России
Прекращение срока действия данной лицензии будет означать для России невозможность платить по своему госдолгу, то есть технический дефолт.
Но, как заявил министр финансов Антон Силуанов,
Россия не будет объявлять дефолт по внешнему госдолгу.
По его словам, если западная инфраструктура окажется закрытой, РФ сможет исполнить обязательства в рублях, потому что «у нас деньги есть». «У нас сегодня уровень долга где-то 14% от валового внутреннего продукта. Многие говорят: «Что так мало? Надо было бы побольше. В других странах 100%, 300 даже есть». И ничего, живут же», — сказал глава ведомства.
По данным Минфина, на 1 февраля 2022 года внешний госдолг России оставлял $59,5 млрд, в том числе задолженность по внешним облигационным займам — $38,97 млрд. Всего у страны 15 действующих облигационных займов со сроками погашения от 2022 до 2047 года.
Все разговоры о техническом дефолте в текущей ситуации бессмысленны, считает главный научный сотрудник института США и Канады Владимир Васильев. Он отметил, что проблемы признания банкротства имеют значение только с точки зрения международного инвестирования: если страна банкрот и не может платить по госдолгу, ее инвестиционная привлекательность равна нулю.
Все идет к тому, что лицензия для России не будет продлена, но в нынешней ситуации разрыва отношений технический дефолт практически ничего не значит для нее, отмечает профессор департамента международных отношений факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Олег Барабанов.
«Опаснейший прецедент»
США вряд ли излишне щепетильно выискивали в рамках международного права основания, чтобы запретить России выплачивать госдолг, да и России по этому факту обратиться некуда, отметил профессор НИУ ВШЭ Олег Барабанов.
С точки зрения международного права, технический дефолт — это бессодержательная категория, считает Владимир Васильев. Он также обратил внимание, что сама политика санкций неправомерна, и в связи с этим и та ситуация дефолта, которая возникает, тоже неправомерна.
«С точки зрения правовой нормы, нужно учитывать, что Запад присвоил себе порядка $300 млрд. Россия по этому поводу всегда может сказать, что, если с нее хотят взыскать какие-то суммы, эти страны могут обратиться к тому регулятору, который арестовал эти средства, и от него требовать эти выплаты», — сказал эксперт.
По его словам, данная ситуация создает очень опасный прецедент, связанный с тем, что на сегодняшний день у многих стран есть большие госдолги: сами США уже перешли отметку в $30 трлн.
«Сегодня все в долгах как в шелках, завтра в этой ситуации могут оказаться многие развитые страны, и тогда будет вставать вопрос, как они будут расплачиваться по долгам. В данном случае создается опаснейший прецедент.
И вот тут встает вопрос — это будет только по отношении к России как к стране-изгою либо такая постановка вопроса может бумерангом ударить и по развитым странам», — заявил Владимир Васильев.
Падение реальных доходов россиян, рост безработицы и снижение вкладов способны обрушить отечественный банковский сектор. Люди не способны платить по долгам, а те, у кого сохранялись сбережения, стараются переложить оставшиеся деньги в более выгодные инструменты. В результате, предупреждают финансовые аналитики, в 2021 году банковский сектор может погрузиться в пучину кризиса.
Фото: Алексей Меринов
До ноября 2021 года банковский сектор России с высокой долей вероятности вступит в системный кризис, считают эксперты Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП). Развитию подобного сценария способствуют несколько взаимосвязанных факторов.
Доходы заемщиков не позволяют обслуживать им свои долговые обязательства, что уже привело к увеличению доли проблемных кредитов до 10%. У людей отсутствует мотивация для погашения займов, поскольку многие из них в результате эпидемии коронавируса потеряли рабочие места — по данным исследователей, число безработных за год выросло до уровня восьми-девятилетней давности. Частные вкладчики, которые до последнего времени хранили деньги на депозитах, планомерно выводят средства со вкладов, которые в связи со снижением ключевой ставки ЦБ, уже проигрывают инфляции и приносят своим владельцам не доходы, а убытки.
Все названные причины, как полагают аналитики ЦМАКП, посеют панику среди вкладчиков, приведут к массовому замораживанию клиентских счетов, потребуют докапитализации банков на сумму до 2% ВВП (а это триллионы рублей) и станут поводом для реорганизации или даже национализации более 10% кредитных организаций.
Такой сценарий выглядит чересчур пессимистичным, считает замруководителя ИАЦ «Альпари» Наталья Мильчакова: все-таки падение реальных доходов населения оказалось вдвое меньше, чем ожидалось, а локдаун в российской экономике завершился в достаточно сжатые сроки и пока власти не склонны его повторять. «В III квартале россияне начали избавляться от долгосрочных кредитов, что говорит о понимании со стороны населения возможных рисков, связанных с просрочкой платежей по займам», — утверждает аналитик.
Тем не менее, есть немало свидетельств того, что снижение качества кредитного портфеля все-таки произошло, однако такой процесс пока маскируется в банковской отчетности разного рода отсрочками и послаблениями для сглаживания реального отражения дел на рынке заимствований. Как следует из статистики бюро кредитных историй «Эквифакс», в августе объем просроченных потребительских кредитов вырос до пиковых значений 2018 года — портфель наличных займов, по которым платежи не вносились более трех месяцев, увеличился на 27 млрд и превысил 570 млрд рублей, что стало рекордом с начала пандемии в России. Месяцем ранее прирост «плохих долгов» по необеспеченным кредитам оказался почти втрое ниже — менее 10 млрд рублей.
Сейчас просрочка оплаты потребительских кредитов, которая находится на уровне 5% (еще столько же приходится на корпоративных заемщиков), будет только увеличиваться. Отток вкладов населения с депозитных счетов за первые 10 месяцев составил 1,5 трлн рублей, а еще 200-300 млрд рублей россияне могут снять с депозитов до конца года, подсчитали эксперты Национального рейтингового агентства.
«Банки будут обескровлены: число заемщиков, которым нечем расплачиваться по кредитам неизбежно увеличится, а финансовые организации, столкнувшиеся со снижением фондирования, не смогут выдавать новые ссуды. Число банков, до сих пор выдававших необеспеченные кредиты, сократится еще больше. В то же время, реальные располагаемые денежные доходы россиян упадут почти на 6%, что выше заявленного уровня инфляции, — предупреждает инвестиционный стратег УК «Арикапитал» Сергей Суверов. — То есть, гражданам нечем будет отдавать долги, а банки не смогут предоставлять новые займы, которые зачастую нужны людям на ежедневные нужды. Кому-то придется отказаться от покупки нового автомобиля, а кто-то столкнется с нехваткой средств на продукты. А это подразумевает не только банковский, но и финансовый кризис всей экономической системы страны», — предупреждает эксперт.
Мы давно привыкли к тому, что прогнозы, которые на нас валятся со всех сторон, — это что-то вроде осыпания новобрачных конфетти из хмеля. Некое опирающееся на традицию пожелание, очень мало общего имеющее с попыткой угадать будущее. Применительно к свадьбе хмельное конфетти — это пожелание быть пьяными от любви. «Гибкое» пожелание, потому что всем ясно, что оно вовсе не защищает от разводов, новых свадеб и нового конфетти. Хмель не единственное «сырье» для свадебного конфетти, но весьма популярное и, главное, очень подходящее для нашего описания. Хотя дальше речь пойдет совсем не о свадьбах, а именно о прогнозах. Строго говоря, даже не о прогнозах, а всего об одном прогнозе, но зато точно «хмельном».
Фото: Алексей Меринов
Если кто-то уже «спрогнозировал», что последует изложение какого-то прогноза, не продержавшегося на поверхности общественного внимания и нескольких дней, после чего составители стремительно заменили его на прямо противоположный, то «прогноз» не верен. Такие, конечно, встречаются, и гораздо чаще, чем хотелось бы. Но есть «принципиальные» прогнозы, а точнее, упрямые прогнозисты, которые считают потерей лица отказ от своего прогноза, который уже доказал свою ошибочность. Это случай «хмельного» упорства или приставания к аудитории с прошлогодним снегом.
Пример — прогноз банковского кризиса от Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП). Все началось с того, что был выпущен прогноз, по которому «системный» банковский кризис должен был наступить в ноябре 2021 года. Теперь прогнозисты видят, что этого не произойдет, но от своего детища не отказываются и переносят кризис на апрель 2022 года.
Что же не сработает в ноябре 2021 года, но рванет в апреле 2022 года? Системный кризис, как его представляют в ЦМАКП, — это проблемные активы, превышающие 10% банковских портфелей; выход на улицы в виде «эпизодов» паники в рядах банковских клиентов, принудительная реорганизация более 10% банков. Характерно, что руководитель направления анализа денежно-кредитной политики и банковского сектора ЦМАКП Олег Солнцев признает, что на данный момент ни одно из названных условий не реализуется. Но прогноз не сворачивается, а только отодвигается.
Здесь стоит вспомнить, что ЦМАКП не один «реял, черной молнии подобный», прогнозируя банковский кризис. И эти «буревестники» водились не где-то среди условной оппозиции или даже независимых экспертов. Они расправили крылья в самом правительстве. Еще в середине 2019 года разыгралась шумная дискуссия между Максимом Орешкиным, тогда министром экономического развития, и главой ЦБ Эльвирой Набиуллиной по поводу взрывоопасного, по мнению первого, роста потребительского кредитования. Орешкина образца 2019 года стоит процитировать: «Наши оценки говорят о том, что в 2021 году она (финансовая система России. — Н.В.) в любом случае «взорвется», мы до 2022 года ее уже не дотянем. Давайте мы сейчас ею займемся, чтобы в 2021 году не бегать обожженными, с криками, чтобы понимать, что делать сейчас для того, чтобы в 2021 году с этой проблемой не столкнулись в полный рост». Сказано сильно, страшилка на загляденье. Сроки кризиса, как видим, совпадают с первоначально названными ЦМАКП. Но в 2019 году смысл обжигающей цитаты Орешкина состоял в том, что все во власти видели: стагнация экономики чревата кризисом, и проблема — не экономическая, а чиновничья — состояла в том, кто окажется крайним, ответственным за надвигающийся кризис. Орешкин от лица своего министерства, да и правительства в целом, предупреждал: в возможном провале экономики, который начнется с «взрыва» финансовой системы, виноват будет ЦБ.
Тогда «пронесло». Не в том смысле, что кризиса не было, он-то как раз пришел, но вовсе не со стороны потребительского кредитования и взрыва банковской системы. Вину за все взяла на себя пандемия. «Пронесло» чиновников.
А что теперь? К неизбывному банковскому кризису, как считают в ЦМАКП, по-прежнему ведут «опережающие индикаторы». Во-первых, сохранение безработицы на уровне выше докризисного. При этом уровень безработицы уже полгода снижается. Во-вторых, к банковскому кризису, оказывается, ведет повышение реального курса рубля. В ЦМАКП считают, что негатив роста рубля в виде уменьшения ценовой конкурентоспособности российского экспорта перевешивает плюсы роста платежеспособности по внешним долгам, удельный вес которых сокращается.
Убедительно? По-моему, не очень. В целом российская экономика довольно быстро движется к восстановлению докризисных макропоказателей. Для того чтобы ждать на этом фоне системный банковский кризис, нужны аргументы повесомее.
Но прогнозисты, что называется, уперлись. И это, увы, не столько упорство, сколько упрямство. В чем разница? В том, что упорство подразумевает способность оглянуться по сторонам и, оставаясь верным своей цели, искать и находить новые аргументы в пользу ее реализации. А упрямство — это стремление доказать, что ты давно и во всем прав, по сути ничего не менять в своей аргументации, несмотря на то, что она очевидно не срабатывает.
«Логика» ЦМАКП в том, что рано или поздно банковский кризис, необязательно в полной мере системный, но все-таки произойдет, хотя бы тот, о котором прогнозисты уже говорят, «практически незаметный» для окружающих. А значит, просто отодвигая прогнозируемые сроки его наступления, можно в конечном итоге доказать свою правоту.
Но применительно к развитию ситуации в российской банковской системе есть и другие прогнозы. Международное рейтинговое агентство Moody's, например, в октябре 2020 года выпустило «негативный» прогноз для российских банков. Основание — ожидание существенного снижения банковских прибылей. Но по итогам 2020 года чистая прибыль российских банков, как рапортовал ЦБ, составила 1,6 трлн рублей, а это всего на 6% меньше рекордного финансового результата докризисного 2019 года. В результате в марте 2021 года агентство Moody's пересмотрело свой прогноз на «позитивный».
Но это, конечно, не значит, что российским банкам уже ничего не грозит. И Moody's эти риски называет, они, кстати, ничего общего не имеют ни с высоким уровнем безработицы, ни с ростом курса рубля. Мoody's видит три вида рисков. Никакой Америки при этом составители рейтингов не открывают.
Во-первых, это риски невозврата кредитов. Здесь все понятно, сейчас происходит снятие некоторых льгот, введенных на период обострения пандемических проблем, это сулит обострение долговых проблем. Коллекторов ждет жаркая пора. Вторая группа рисков связана с тем, что Всемирный экономический форум назвал в январе 2021 года «киберпандемией». Никаких летучих мышей, эта «пандемия» — не болезнь, а стихийное бедствие хакерских атак. Оборона от них потребует от банков значительных затрат и на оборудование, и на программное обеспечение, и на контрхакеров. Здесь есть еще одна угроза, которую Moody's не упоминает. Из США нам грозят адекватно ответить на хакерские атаки, которым, как считают в Вашингтоне, из России подверглись американские правительственные учреждения. Это может оказаться еще одним сигналом тревоги для госбанков РФ.
Третья группа рисков также постоянно находится в листе ожидания. Это новая волна санкций. Сейчас, в преддверии саммита президентов России и США, эта волна приутихла, но гарантий от введения новых санкций нет никаких. В Moody's не могут «предсказать параметры новых санкций». Там исходят из того, что ситуация может сложиться таким образом, что «санкции по какому-то из направлений могут быть достаточно существенными». Уточнений не приводится, но известно, что финансовые санкции на максимуме — это отключение российских банков от системы SWIFT и запрет на долларовые операции. По оценкам экспертов, если этот сценарий реализуется, плохо будет не одним банкам, рубль, например, одномоментно может обвалиться на 8–10%. Но повторим еще раз: пока итоговый прогноз Moody's для российских банков позитивный.
Ну а теперь вопрос: какой прогноз убедительнее? По-моему, без хмеля ясно, что вопрос риторический.
Все чаще можно услышать алармистские прогнозы о том, что к осени российский банковский сектор столкнется с драматическим ухудшением качества кредитных портфелей, а вслед за этим разразится мощный кризис. Это похоронит небольшие банки и вынудит санировать крупные. Этот вывод лежит на поверхности, но кризис будет не таким
Банковский сектор еще не ощутил в полной мере взмах крыльев черных лебедей, но ждать осталось недолго. О том, что проблемы проявятся несколькими месяцами позднее — летом или осенью,— сегодня говорят не только аналитики, но даже и чиновники. Во втором случае эти заявления, как правило, сопровождаются довольно оптимистичным дополнением, что с этим вызовом банковская система справится — «накоплен запас прочности». Однако все предпосылки для банковского кризиса есть – вопрос только в его характере и последствиях. И это будет не кризис плохих долгов, который предсказывают в России уже десяток лет, но он ни разу так и не случился.
Отличие сегодняшней ситуации от всех предыдущих кризисов в том, что проблемы начинаются не в финансовой сфере, а в реальном секторе, а уже дальше они перекинутся на финансовый рынок и банки. При этом нельзя не признать, что банки сейчас выглядят гораздо более подготовленными к стресс-сценариям, чем в том же 2008 году или в 2014-м. Так, наблюдается значительный профицит ликвидности, оцениваемый Банком России более чем в 2,5 трлн рублей. Кроме того, регулятор принял меры, позволяющие банкам в моменте не испытывать давления на капитал. Временно отменены требования по надбавкам к капиталу и необходимость досоздания резервов, также банки имеют возможность льготной переоценки портфелей ценных бумаг. Это существенно — ведь обесценение бумаг даже на 10% означает для банковского сектора потерю 200 млрд рублей.
Более того, системно значимые банки имеют возможность открыть в ЦБ безотзывные кредитные линии, причем регулятор снизил ставку по ним с 0,5% до 0,15%. Первым из банков этот инструмент «забронировал» Сбербанк, который не только пролонгировал, но и расширил лимит по кредитной линии от ЦБ до 500 млрд рублей. Не факт, что она будет выбрана, но таким образом Сбербанк создал для себя большой резерв ликвидности.
В том, что ситуация с ликвидностью будет ухудшаться, сомнений нет. Неизбежно изменение структуры банковских активов и существенное снижение их оборачиваемости. Произойдет это из-за «кредитных каникул», программ реструктуризации и пролонгации кредитов, на которые уже сегодня виден высокий спрос как среди корпоративных, так и розничных клиентов. Только за половину апреля банки получили заявок на реструктуризацию больше, чем за весь прошлый год. Системно значимые банки одобрили 60% заявок граждан и 80% заявок компаний на реструктуризацию.
Что подразумевает реструктуризация? В первую очередь — увеличение сроков действующих кредитов. Иногда – в разы. То есть в портфелях увеличится доля среднесрочных и долгосрочных кредитов, вырастет доля пролонгированных и реструктурированных займов, как и доля низколиквидных активов. Помните известную шутку о том, что спекулятивный инвестор становится стратегическим, как только с активом возникает проблема? Вот примерно та же история будет с кредитными портфелями: краткосрочные и среднесрочные займы быстро начнут превращаться в долгосрочные активы с неясными перспективами. В моменте они не станут ни просрочкой, ни плохими долгами. По ним не нужно будет досоздавать резервы. Однако банки в целом против своего желания существенно «удлинят» свои портфели.
Что будет происходить в то же самое время с их пассивами? Два ключевых источника фондирования — средства предприятий и вклады граждан – подвергнутся серьезному давлению. В корпоративном сегменте будет наблюдаться снижение остатков на текущих счетах и депозитах за счет падения выручки компаний при одновременном сохранении значительной части расходов. И это коснется не только малого бизнеса — в ближайшие пару кварталов запасы ликвидности будут таять практически у всех предприятий, и крупных в том числе. Аналогичная тенденция будет и с депозитами физических лиц. В марте этого года депозитная база сократилась на 1% (около 350 млрд рулей), что было вызвано «эффектом гречки» — подготовкой к самоизоляции (краткосрочным ростом расходов) и совершением крупных покупок на фоне падения рубля. Далее отток депозитов продолжится — люди будут «проедать» сбережения на фоне снижения доходов.
Кроме того, изменения в динамике и структуре портфелей окажут давление на процентную маржу сектора: уменьшение оборачиваемости кредитов, пролонгации на фоне торможения новых выдач, да еще и при росте доли более дорогих пассивов приведут к серьезному снижению прибыли. Да и регуляторные послабления как в части временной отмены досоздания резервов, так и отмены переоценки портфелей ценных бумаг – это фактически «отложенные» убытки четвертого квартала этого года (если послабления не будут продлены).
Еще более пугающая история — снижение комиссионных доходов. Именно они были ключевым драйвером роста прибыли банковского сектора. Чистые процентные доходы банков в 2019 году сократились, в то время как чистые комиссионные доходы выросли сразу на 13%, превысив 1,3 трлн рублей. Благодаря этому их доля в общей структуре доходов сектора увеличилась до 26%. Падают и комиссионные доходы от расчетно-кассовых операций, операций по оплате услуг ЖКХ, эквайринга, денежных переводов. Классическое «офлайновое» розничное кредитование, к которому была «привязана» основная масса комиссионных продуктов (страховые, юридические, инвестиционные, консультационные услуги), продаваемых банками, продолжит буксовать, а значит, и комиссионные доходы будут сокращаться. Безусловно, они не обвалятся катастрофически, ведь такие продажи есть и в онлайн-каналах, но до полноценного развития пресловутых «экосистем» еще надо дорасти. И к тому же экосистемы – удел крупнейших игроков.
Банковский сектор в этом году испытает несколько сильных ударов: по процентной и комиссионной марже и по ликвидности. Крупнейшие банки выдержат, но сильно потеряют в прибыли, для небольших и средних, причем рыночных банков это может оказаться фатальным. В этом отличие от серии падений и отзывов лицензий у банков за последние несколько лет: как правило, это были банки с нерыночными активами, нарисованным балансом, «дутым» капиталом. Теперь пришло время кризиса рыночных банков, не обладающих большим масштабом и доступом к ресурсам крупных холдингов или государства.
Генералы готовятся к прошедшей войне. Экономисты готовятся к прошедшим кризисам. На какие грабли наступит российская банковская система — на старые или на новые — и можно ли предсказать очередной финансовый кризис?
Первое обстоятельство, на которое следует указать, — это, конечно, уязвимость к внешним угрозам. О скором приближении нового мирового кризиса эксперты начали предупреждать еще с весны этого года. Многие индикаторы свидетельствуют о том, что мировая экономика может свалиться в рецессию. Один из индикаторов — инверсия доходности государственных ценных бумаг США, то есть превышение доходности краткосрочных облигаций над долгосрочными. В нормальной ситуации более «длинные» бумаги должны быть дорогими, следовательно, инверсия означает, что инвесторы ожидают проблем в экономике. Исторически это всегда предшествовало кризисам. Прибавим к этому торговую войну США и Китая, рост плохих активов и замедление китайской экономики. Наконец, в следующем, 2020 году исполнится как раз 12 лет с момента последнего глобального кризиса. Иначе говоря, все уверены, что мировой кризис можно только отсрочить, но не избежать. Это может стать «самосбывающимся прогнозом».
Среди всех сегментов российской экономики финансовая система страны может принять удар одной из первых. Очевидно, что никакой «тихой гаванью» в случае внешнего шока российский рынок не будет. В этом случае нас ждет классический сценарий: избавление от российских бумаг институциональными инвесторами, падение фондовых индексов и серьезное давление на рубль. Как мы уже успели убедиться, даже если источником мировой турбулентности будет американский рынок, инвесторы будут выходить прежде всего с «развивающихся рынков» (emerging markets), а значит, все те же Россия, Бразилия, Турция, Мексика, Индонезия испытают самые большие потери.
Для российских банков такой сценарий неприятен в первую очередь по причине большой экспозиции на фондовые риски на балансах. Вложения в ценные бумаги сейчас составляют более 12 трлн рублей (более 13% от всех активов банков). Возможный обвал фондовых рынков и обесценивание ценных бумаг могут стать критичными для ряда банков, в том числе и с точки зрения регулятивных требований (хотя мы уже были свидетелями того, как Центробанк разрешал временно учитывать ценные бумаги не по текущей рыночной стоимости для нормативных целей).
Второй фактор — что в таком случае произойдет с ключевой ставкой, может ли повториться история с ее разовым резким повышением в ответ на рост риска девальвации рубля.
Сейчас зависимость банков от вкладов населения выше, чем 10 лет назад. В 2008 году доля розничных вкладов составляла порядка 25% от всех пассивов; к началу 2009 года она упала до 21%, а сегодня превышает 30%. Но даже при неблагоприятном развитии событий вкладчики-физлица не несут серьезную угрозу банкам. Скорее, более болезненным может стать бегство из частных банков юридических лиц — перевод счетов в те же госбанки. Впрочем, этот процесс идет уже на протяжении десятилетия и в острые моменты усиливается, но не более того. За десять лет доля госбанков на рынке выросла примерно с 50% до 70%, а число банков с госучастием (в том числе на уровне регионов) превышает 50, включая санируемые банки. Пять с лишним десятков госбанков — даже в Китае их меньше. Однако если для развития отрасли и конкуренции на рынке это становится определенным вызовом (о чем уже говорит не только ФАС, но и сам ЦБ, обещая их приватизировать в будущем), то с точки зрения уязвимости и финансовой устойчивости это фактор поддержки сектора. Оставим за скобками вопрос, кто заплатит за эту устойчивость.
Вообще чистка банковского сектора принесла свои плоды: сейчас среди крупнейших банков отсутствуют кредитные организации-«зомби». В первой сотне, безусловно, есть несколько проблемных банков, но масштаб необходимых санаций уже точно не будет таким драматичным, как это было с «Открытием», Бинбанком или «Трастом».
И санации, и принудительное удаление с банковского рынка сотен игроков за последние годы не связаны с банковскими кризисами. И если в 2008 году ряд банков (ИБ «Кит Финанс», Связьбанк и т. д.) как раз и получили реализацию рисков после внешнего шока — рисков ликвидности и рыночного, когда, имея фактически «пирамиду РЕПО», попали на маржин-колы, — то после 2014 года отзывы лицензий и санации не были связаны непосредственно с финансовым кризисом. Ни «Югра», ни «Российский кредит», ни Мособлбанк и еще десятки аналогичных банков не стали жертвами рыночных рисков — падения ликвидности из-за бегства вкладчиков, валютного или фондового риска, ухудшения платежной дисциплины заемщиков из-за просадки экономики.
Самые большие истории краха российских банков связаны с одним риском: акционерным. Собственники банков слишком увлекались финансированием своих рискованных проектов, чаще всего строительства и девелопмента (а в этих сегментах и рыночная просрочка более 20%, что уж говорить о «собственных» проектах, финансирование которых не проходило реальную процедуру оценки рисков). Еще хуже, когда такие банки изначально строили систему «технического» кредитования и фактически вывода активов за периметр. Стоит еще раз повторить, что, к счастью, сейчас на рынке таких историй на порядок меньше.
Наконец, last but not least: проблема пузыря в розничном кредитовании, закредитованность населения, потенциальный кризис плохих долгов. Об этом почти весь этот год спорят представили министерств, ЦБ и аналитики. Может быть, здесь кроется главный вызов сектору? Коэффициент обслуживания долга по необеспеченным потребительским кредитам (отношение платежей по кредитам к доходам) вырос за первое полугодие 2019 с 8,3% до 8,8%. На фоне снижающихся уже шестой год подряд реальных располагаемых доходов населения это тревожный звонок. Однако банковская система успешно преодолела и более высокие показатели коэффициента обслуживания долга, который в 2014 году достигал 9,3%. Да, почти половина заемщиков хотя бы один раз задерживали обслуживание платежей по кредитам, но львиная доля таких случаев — это просрочка на несколько дней, чаще всего связанная с плохим планированием личных финансов и забывчивостью. Большинство таких заемщиков в итоге обслуживают и гасят кредиты.
За всю историю российского банковского рынка страны потребительское кредитование никогда не становилось системной угрозой
Кроме того, просроченная задолженность по розничному портфелю уже длительное время колеблется на уровне всего около 1% от банковских активов (или 5-6% от портфеля всех розничных кредитов). Конечно, такой уровень просрочки объясняется в том числе и ростом объемов выдач потребительских кредитов, и ускоренным ростом ипотеки (пока еще с крайне низким уровнем плохих кредитов), на фоне чего просрочка «размывается». Однако за всю историю российского банковского рынка страны потребительское кредитование никогда не становилось системной угрозой, и только лишь один розничный монолайнер — банк «Связной» — утратил платежеспособность именно вследствие такой специализации и роста проблемных активов. Все остальные кейсы — это корпоративные или универсальные банки с проблемным корпоративным портфелем либо вовсе не банки, а суррогаты, кредитовавшие технических заемщиков и покупавшие такие же технические паи закрытых паевых инвестиционных фондов (ЗПИФов) и доли в ипотечных сертификатах участия (ИСУ). Безусловно, риски розничного кредитования могут стать существенными для отдельных специализированных банков, но не для всего банковского рынка. К тому же охлаждение розничного кредитования после вступления с 1 октября в силу регулятивных новаций (в том числе для заемщиков с большой долговой нагрузкой) снижает эти риски.
Тем не менее в розничном кредитовании есть и свой «черный лебедь». Новая реальность низкой инфляции и низких рублевых ставок может внезапно закончиться, и тогда — в случае устойчивого повышения стоимости фондирования —банки с большой долей кредитов, выданных под низкие ставки, столкнутся с «процентными ножницами», причем как раз эта история может затронуть очень значительный сегмент рынка. В первую очередь это ипотека. Все радуются историческим рекордам ипотечного рынка — ставкам ниже 8%. Одновременно с этим и средний срок ипотечного кредита вырос до 18 лет. У банков уже реально значимый объем ипотеки на балансах, и в случае разворота динамики ставок их ждет отрицательная процентная маржа, схлопывание роста портфеля и, соответственно, ускорение накопления просрочки и убытки.
Автор статьи
Читайте также: