Внесла ли религия полезный вклад в цивилизацию бертран рассел

Обновлено: 16.05.2024

' . $tag->name . ' '; endforeach; echo $tagString;?-->

Внесла ли религия полезный вклад в развитие цивилизации? Часть 1

Часть 1. История христианской религии

На основе работы Russell B. Has Religion Made Useful Contribution to Civilization?
An Examination and a Criticism. London: Watts & Co., 1930.

Часто ли мы задумываемся о том, что такое религия по существу? Истинные ортодоксы любой религии скажут, что пытаться познать ее разумом бессмысленно, а в некоторых случаях – даже кощунственно. Нужно ощущать внутри себя религиозное чувство, чтобы узнать истинную веру, чтобы приблизиться к духовному просветлению и познать истинные ценности этого мира. Но что делать большинству других людей, у которых такое чувство спит или отсутствует вовсе? Религия существует в умах людей вот уже несколько тысяч лет, и ее влияние на культурный и социальный уклад жизни человечества очевидно. Мы попробуем разобраться, что именно внесла религия в общество, какие основные функции она выполняет, несмотря на все возражения агностиков и людей, схожих с ними во мнениях.

Что есть религия? Это понятие имеет очень широкий смысл – от индивидуальной системы ценностей, прочно закрепленной в сознании конкретного человека, до концепций мироздания миллионов людей. Такой размах границ религии в современном мире определяется, в первую очередь, сильнейшими нападками на неё со стороны вольнодумцев во времена Просвещения и индустриального мира, благодаря которым ей пришлось серьезно ослабить свою хватку. В результате этого образовались многочисленные индивидуальные трактовки религиозных догматов. Но до эпохи Просвещения религия была самой серьезной политической силой в мире, которая имела почти безграничную власть. Почему это было именно так? Что послужило основой для такого влияния религии на умы людей, которое иногда сохраняется и поныне? Попробуем разобраться.

Религия – это неизменный социальный институт любого мало-мальски развитого общества, имеющий естественное происхождение. Существовавшие с древних времен поверья, народные сказания и легенды демонстрируют изначальное стремление людей к познанию и объяснению неведомого. С самого начала эволюции человека как существа общественного он познает и изменяет природу, подстраивая её под удовлетворение своих целей и удовлетворение потребностей. Ещё Аристотель отмечал, что человек «по природе своей существо политическое», т.е. причастное к государственной жизни в большей степени, чем другие животные, даже живущие стадами. Только человек способен объединяться в группы для достижения поставленной цели; только человек обладает разумом и речью, способной передавать не только простейшие ощущения, но и такие понятия, как добро и зло, справедливость, несправедливость и прочие. Однако если человек способен передавать абстрактные категории, то, по логике вещей, он должен иметь некоторое понимание этих самых категорий, в противном случае смысловая ценность этих понятий стремится к нулю. Получается, что уже в Древней Греции до н.э. существовали определения понятий добра, зла и других идеальных категорий. Платон отмечал, что «зло есть прямая противоположность добру», что «зло – это все, что губительно, а добро – все, что созидательно». Таким образом, познание людей уже в то время не ограничивалось их жизненной ситуацией, но выходило далеко за пределы чувственного опыта. Достаточно яркий пример – теория идей Платона, которая целиком строится на основе размышлений и логических доказательств. Платон вводит в философию идею блага (agathon), идею добра, идею красоты и многое другое, таким образом определяя целый мир, отделенный от реального и невозможный для изучения опытным путем, поскольку он существует за гранью познавательных возможностей человеческого разума. Теория Платона во многом предвосхитила дальнейшее развитие науки и определила целое направление в философии, в русле которого будут работать мыслители на протяжении ещё многих веков.

Но не стоит забывать, что стремление человека к познанию никогда не остановится на достигнутом, а будет упорно продолжать искать ответы на фундаментальные вопросы, несмотря на любые трудности. Каждому человеку требуется чувствовать опору под ногами, знать, что его действия будут справедливо оценены, что его мысли станут основанием поступков, а бытие – имеет определенный смысл. Но поскольку даже теории Аристотеля, Платона, Сократа и других античных классиков не могли определить эти понятия полностью, вопрос о природе добра и зла все еще оставался открытым.

В течение последующих столетий многочисленные ученые пытались определить происхождение понятий «жизнь», «смерть», «добро», «благо» и т.д., основываясь на размышлениях и работе разума. Но что же делать человеку, нуждающемуся в простом, обыденном знании каждый день? Ему необходимо знать, поступает он честно или же нет, делает ли он добро либо поступает дурно, будут ли его труды справедливо вознаграждены или все уже заранее предопределено вне зависимости от труда (как в протестантизме).

Не менее важный вопрос – вопрос о смерти. Знание о том, что ждет человека после окончания жизненного пути, будет ли ему воздано по заслугам, зачем он вообще существует на этой земле, просто необходимо, особенно в тяжелейших условиях античной эксплуатации. Это знание составляет его опору, дает надежду на лучшую жизнь и очень сильно помогает в повседневном труде. Однако сам добыть эти знания человек попросту не в состоянии – и грамотности не хватит, и исходной информации крайне мало. И здесь человечеству на помощь пришли те, чьи имена до сих пор тесно связаны с историей религии. Постепенно начали зарождаться такие концепции, которые в корне поменяли отношение людей к религии и Богу. На смену пантеизму пришел монотеизм – вера в единого Бога, создавшего мир и справедливо властвующего в нем. Апологеты религии сформировали её основные догматы – о справедливом воздаянии (суде), о рае и аде, о божественном происхождении мира, о грехе. Так была сформирована новая система мышления, а вместе с ней – новый социальный институт, основывающийся на поддержке простых, не обремененных властью людей. Церковь как социальный институт стала посредником между человеком и единым Богом. Людям говорили, что после смерти состоится суд, где каждому припомнятся все его земные дела и мысли, после чего он будет определен либо на вечную жизнь в раю, либо отправится за свои грехи в ад. Такое утверждение основывалось на учении о бессмертии индивидуальной души, которая обречена испытывать или бесконечное блаженство, или бесконечное страдание – в зависимости от обстоятельств.

А обстоятельства эти определялись, как ни странно, не благими поступками, совершенными человеком за его жизнь, а строгим следованием канонам религиозных правил и обрядов. По понятным причинам религия не может быть единственно истинной просто в силу ограниченности возможностей рационального познания мира, вследствие чего соблюдение канонов – это обязанность приверженцев именно этой конкретной религии. Если ты не относишь себя к верующим, к примеру, в Иисуса Христа, то по религиозным соображениям христианства ты вообще недостоин жить на этом свете, и самым лучшим благом для тебя (опять же, с точки зрения Церкви) является «уход в мир иной». Из этого следует простая истина, которую усвоили люди: если жить по заповедям, в добре и благодетельности, то после смерти за свои дела ты будешь награжден, а если наоборот – то наказан. Так исчезает страх перед неизвестным, опасным и болезненным (смертью) и оправдываются деяния миллионов людей, изнурительно трудящихся ради выживания. Неудивительно, что такая концепция приобрела колоссальную популярность, а доступный язык изложения в виде простых правил благодетельной жизни, описанных в форме диалогов и историй, во многом способствовал тому, что христианство приобрело многочисленную поддержку народа, а его апологеты и последователи – популярность и сопутствующую ей власть.

В последующие времена при развитии и расширении Церкви ее власть приобретала все большую легитимность, а ее иерархическая структура – усложнение. Ведь там, где Церковь начинала управлять уже не только мыслями людей, но и материальными благами – землей, деньгами, а, следовательно, состояла из многочисленных последователей и толкователей, – неизменно требовалось разделение труда и обязанностей. Требовалось структурирование иерархии должностей, распределение материальных благ между членами организации в соответствии с их статусной позицией в иерархии. Важно следующее: тот, кто держит в руках истину, может толковать ее неоднозначно, учитывая то, что она изложена её основателем обобщённо, метафорично. Из этого вытекают и инквизиции как способ устранения сопротивляющихся «общепринятым» канонам и отказывающихся верить в «единого исключительного Бога»; и крестовые походы как средство уничтожения тех, кто отвергает единственного и всемогущего Бога в пользу другого, «неправильного»; и многочисленные преследования людей, не являющихся приверженцами этой религии.

Такая невероятная нетерпимость по отношению к другим религиям и верованиям появилась впервые именно у христианства. Это, возможно, «связано с ассимиляцией еврейского населения в состав чужеземного народа», но не только стремление евреев к независимости и придание огромного статуса личной праведности играют здесь важную роль, но еще и жизненные условия, в которых зародилось христианство. Оно возникло в Палестине во времена Римской империи, в жестких климатических условиях и под гнетом римского правления. Важную роль здесь играет не столько зарождение этой религии именно у еврейской общины (ведь сразу после зарождения основные идеи религии были с радостью подхвачены и остальным населением), сколько общие рабовладельческие условия существования. Постоянное давление римского руководства и все более увеличивающиеся потребности империи заставляли ужесточать и без того жестокие правила работы и дисциплины. Такая эксплуатация населения, не только еврейского, но и остального во всей Империи должна была рано или поздно преобразоваться в народный гнев, который в итоге в свое время и разрушил Римскую империю. Конечно, это не является основной причиной её распада. Однако это послужило катализатором к развитию христианства как крепкой самостоятельной религии, выходящей за пределы конкретного региона мира.

Основной проблемой религии всегда оставалось научное знание. Церковь всегда была ярым противником науки, ведь знание предполагает сомнение в истинности факта, в данном случае – вероучения, не говоря уже о принципе научной искренности: «кто считает долгом верить в какое-либо знание, тот не может считаться ученым». Таким образом, стараниями религии наука была всеми возможными способами изолирована от остального общества. Поскольку бо́льшая часть населения того времени была необразованной, это только играло на руку апологетам и последователям религии, помогло основать фундамент будущего института власти. Убедительные доводы и грамотная красивая речь помогала Отцам Церкви обращать в свою веру все больше и больше людей, а далее информация распространялась в геометрической прогрессии с помощью общественного мнения, все более приобщая население к единой религии. Конечно, окончательное закрепление христианства как самостоятельной религии произошло лишь в 381 году н.э. на II Вселенском Соборе в Константинополе, однако сами доктрины и догматы церкви были составлены апологетами намного раньше и сразу доносились до аудитории на проповедях и массовых собраниях. Поскольку, как уже было описано выше, эта религия имела чрезвычайную популярность, самой науке пришлось встать на «службу церкви». Августин Аврелий отмечал, что «познание есть восхождение к Богу посредством веры», тем самым полностью отвергая любое другое, индивидуальное познание, считая все знания происходящими от Бога вследствие божественного озарения – иллюминации. Это во многом способствовало тому, что Церковь сосредоточила в своих руках не только поддержку простого народа, но и научных деятелей, которые теперь были вынуждены работать над научным обоснованием религиозных догматов. Все это привело к тому, что христианская религия получила настолько могущественную власть, что затмила власть политических деятелей. Ведь и политические деятели склонны доверять информации, нужной им для сохранения влияния и своей собственной безопасности, особенно если ее преподносят умелые ораторы, которые теперь управляют огромной инертной толпой, следующей за теми, кто обещает им спасение.

Поскольку христианство имело чрезвычайную популярность, самой науке пришлось встать на «службу церкви»

Давайте поставим вопрос в прагматическом ключе: внес ли этот социальный институт полезный вклад в развитие общества, и если да, то какой именно? Во многом вопрос взаимоотношения религии и общества на протяжении нескольких сотен лет предвосхищает современные проблемы в социальной, политической и других сферах жизни общества, которые уже достаточно серьезно мешают дальнейшему прогрессу человеческого общества. Именно об этом пойдет речь во второй статье, посвященной влиянию религии на развитие цивилизации.

таким же жестоким, как и бог, в которого верует. Ни один человек, верящий, что все в этом страждущем мире происходит к лучшему, не может сохранить своих этических идеалов, ибо ему всегда приходится выискивать оправдания для несчастий и страданий.

Возражения против религии

Существуют возражения против религии двоякого рода: интеллектуальные и моральные. Интеллектуальные возражения сводятся к тому, что нет оснований считать какую-либо религию истинной; моральные возражения – к тому, что религиозные предписания, восходящие к временам, когда люди были более жестокими, чем сегодня, стремятся увековечить бесчеловечные законы, которые в противном случае были бы преодолены моральным сознанием.

Рассмотрим вначале интеллектуальные аргументы. В наш практический век есть тенденция считать, что вопрос об истинности религиозного учения не имеет значения – гораздо важнее вопрос о его полезности. На эти вопросы, однако, нельзя отвечать по отдельности. Если мы придерживаемся христианской религии, наши представления о том, что является благом, будут отличаться от представлений, которые у нас были бы, если бы мы не верили. Поэтому для верующих практические выводы христианства представлялись бы благими, а для неверующих – злыми. Кроме того, точка зрения, что следует верить определенным суждениям, независимо от того, есть ли свидетельства в их пользу, порождает враждебное отношение к фактам и заставляет закрывать глаза на все, что противоречит этим предрассудкам.

Научная искренность – очень важное качество; и вряд ли она присуща человеку, воображающему, что есть вещи, верить в которые – его долг. Мы не можем, следовательно, решить, приносит ли религия благо, не изучив вопроса о ее истинности. Для христиан, магометан и иудеев наиболее фундаментальной проблемой является существование бога. В дни, когда религия еще была на подъеме, слово «бог» имело вполне определенный смысл; но в результате нападок рационалистов этот смысл постепенно истончался, пока не дошло до того, что стало очень трудно понять, что же имеют в виду люди, утверждающие, что веруют в бога. Возьмем в качестве примера определение Мэтью Арнолда[5 — Арнолд, Мэтью (1822—1888) – английский поэт и критик. Автор стихотворных сборников «Эмпедокл на Этне» (1852), «Новые поэмы» (1867) и др. Один из виднейших литературных критиков своего времени, автор работ «Критические опыты» (1865, второе изд. 1888), «Культура и анархия» (1869). Считал, что на смену пришедшей в упадок религии должна прийти поэзия. Человечество, говорил он, «обратится к поэзии, чтобы осмыслить для нас жизнь, утешить нас и поддержать». Арнолд написал также несколько книг на темы религии, в которых подверг критике существующие моральные установления.]: «Сила, отличающаяся от нас и способствующая праведности». Пожалуй, формулировка могла бы стать еще более расплывчатой, если бы мы спросили себя, знаем ли мы хоть что-нибудь о цели Вселенной, которая отличается от целей живых существ, обитающих на поверхности нашей планеты.

Обычно религиозные люди говорят в ответ на это примерно следующее: «Я и мои друзья – мы люди удивительно умные и добродетельные. Очень трудно представить себе, что так много ума и добродетели могло возникнуть случайно. Следовательно, должен быть кто-то равный нам по уму и доброте, кто и привел машину космоса в действие с той целью, чтобы она произвела нас». Сожалею, но на меня этот аргумент не производит должного впечатления. Вселенная велика, и, если верить Эддингтону[6 — Эддингтон, Артур Стэнли (1882—1944) – английский астроном, известен исследованиями в области движения и строения звезд. Автор работ «Звездные движения и структура вселенной» (1914), «Внутреннее строение звезд» (1926), «Пространство, время и тяготение» (1920), «Теория относительности и квантовая теория» (1943) и др. Написал несколько философских произведений: «Природа физического мира» (1928), «Философия физики» (1939). Эддингтон – замечательный популяризатор науки, много сделавший для пропаганды научного мировоззрения.] нигде больше нет существ, равных нам по разуму. Если прикинуть количество вещества в мире и сравнить его с тем количеством, которое составляют тела разумных существ, мы увидим, что последнее образует бесконечно малую величину. Поэтому, даже если совершенно невероятно, чтобы из случайного подбора атомов родился способный к мышлению организм, мы все же можем допустить, что во Вселенной существуют только те организмы, которые мы обнаруживаем. Кроме того, не настолько уж мы замечательные существа, чтобы считать себя вершиной этого великого процесса. Конечно, я сознаю, что многие божества – гораздо более замечательные существа, чем я, и что я не способен полностью оценить достоинства, которые многократно превосходят мои собственные. Тем не менее, даже с этими оговорками, мне остается только заключить, что всемогущество, действующее в масштабах вечности, могло бы произвести что-нибудь и получше. Мы должны поэтому считать этот результат просто неудачной попыткой. Земля не всегда будет обитаемой, человечество вымрет, и если космический процесс захочет потом себя оправдать, он должен будет сделать это не на нашей планете, а где-нибудь еще. Но и этому рано или поздно придет конец. Второй закон термодинамики не оставляет сомнений, что Вселенная погибает. Конечно, мы можем сказать, что к тому времени бог снова заведет свою машину; но такое утверждение может основываться только на вере, а не на научных данных. По данным науки, Вселенная медленно приползла к весьма жалким результатам на этой земле и собирается плестись дальше к еще более жалким ступеням развития, вплоть до состояния всеобщей смерти. Если это и следует считать свидетельством цели, то могу сказать, что она мне не очень нравится. Поэтому я не вижу оснований верить в какого-либо бога, пусть даже он будет расплывчатым и разжиженным. Я оставляю в стороне старые метафизические аргументы, поскольку апологеты религии отбросили их сами.

Внимание, которое христианство уделяет индивидуальной душе, оказало глубокое влияние на этику христианских общин. Эта доктрина очень близка стоическому учению и, подобно стоицизму[7 — Стоицизм – школа в древнегреческой философии, основана Зеноном из Китиона в 3-2 в. до и. э. Главные представители: Клеанф, Хрисипп, Посидоний, Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий. При невозможности жить и действовать разумно и морально стоики считали оправданным самоубийство. Этический идеал стоиков – мудрец, достигший апатии (бесстрастия) и автаркии (независимости). Стоицизм оказал значительное влияние на последующие системы философской мысли, в частности на неоплатонизм и христианскую философию.] возникла в обществе, лишенном политических надежд. Естественным побуждением человека энергичного и порядочного является желание делать добро, но, если у него нет политической власти и какой-либо возможности влиять на события, ему остается лишь свернуть с этого естественного пути и заняться самим собой. Именно это и случилось с ранними христианами; они пришли к представлению о личной святости как о чем-то совершенно независимом от деяния блага, поскольку святость – это то, чего могут достигнуть люди, беспомощные в практическом отношении. Тем самым социальная добродетель была исключена из христианской этики. Благочестивые христиане до сих пор считают, что прелюбодей более порочен, чем политический деятель, берущий взятки, хотя последний, вероятно, в тысячу раз вреднее для общества. Средневековая концепция добродетели, как можно заключить из картин того времени, была хлипкой, невыразительной и сентиментальной. Самым добродетельным считался ушедший от мира человек; единственными из практиков, считавшихся святыми, были те, кто, подобно св. Людовику[8 — Св. Людовик (Людовик IX) – король Франции, канонизирован папой Бонифацием VIII в 1297 г.] не жалели жизни и имущества подвластных им людей в борьбе против турок. Церковь никогда не причислила бы к лику святых человека, который провел реформу в финансовой системе, уголовном или судебном праве. Такие очевидные вклады в благосостояние людей не считались важными. Думаю, что в церковном календаре нет ни одного персонажа, который стал святым, трудясь на благо общества. Вместе с этим разделением между социальной и моральной личностью существовало разделение между душой и телом, которое сохранилось в христианской метафизике и в философских системах, идущих от Декарта[9 — Декарт, Рене (1596—1650) – французский философ, выдвинул идею о новом методе познания, получившем впоследствии название «картезианского», а также изобрел метод координат в математике. Главные сочинения: «Рассуждение о методе…» (1637), «Начала философии» (1644). Родоначальник рационализма в философии, развивал концепцию «врожденных» идей как основы познания. «Геометрия» (1637) Декарта оказала огромное влияние на развитие математики, в особенности аналитической геометрии. Декарт полагал, что в действительности существуют две субстанции: мыслящая и протяженная (= дух и материя). Это учение получило название дуализма.] Можно сказать, что в широком смысле тело – это социальная и публичная часть человека, в то время как душа – часть личная. Подчеркивая значение души, христианская этика приобрела индивидуалистический характер. Думаю, что в результате многовекового господства христианства люди стали более эгоистичными, более сосредоточенными на себе, чем они являются по своей природе; ибо побуждения, которые естественным образом выводят человека за пределы его «я», – это побуждения пола, родительский инстинкт и патриотизм, или инстинкт племени. В отношении полового инстинкта церковь сделала все возможное, чтобы его осудить и принизить; родительскую привязанность осудил сам Христос, а за ним толпа его последователей; а патриотизм был неуместен среди угнетенных народов, населявших Римскую империю. Нападки на семью в евангелиях до сих пор не привлекли того внимания, которого заслуживают. Церковь почитает мать Христа, но сам Христос был не слишком почтительным сыном: «Что мне и тебе, жено?» – так он обычно разговаривал с матерью (Ин 2:4). Он говорил также, что пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее и что тот, кто любит отца или мать более, чем его, недостоин его (Мф 10:35-37). Все это означает ломку биологической семейной связи ради веры – учение, которое в значительной мере и вызвало нетерпимость, охватившую мир с распространением христианства.

Этот индивидуализм достигает кульминации в учении о бессмертии индивидуальной души, которая обречена испытывать или бесконечное блаженство, или бесконечное страдание – в зависимости от обстоятельств. Если, например, вы умерли сразу после того, как священник окропил вас водой, произнося при этом какие-то слова, то вы унаследуете вечное блаженство; в то же время, если после долгой и добродетельной жизни в вас ударила молния, как раз в тот момент, когда вы ругались нехорошими словами, оборвав шнурок на ботинке, то вы унаследуете вечные мучения. Нельзя сказать, что современный протестант в это верит; в это не верит даже современный католик, но такова ортодоксальная доктрина. Испанцы в Мексике и Перу имели обыкновение крестить индейских младенцев и сразу же после этого вышибать из них мозги; тогда они могли быть уверены, что эти младенцы попадут в рай. Ни один ортодоксальный христианин не найдет логического основания для того, чтобы осудить их действия, хотя ныне все осуждают их. Христианская версия учения о личном бессмертии имела великое множество самых катастрофических последствий для морали, а

Внесла ли религия полезный вклад в цивилизацию?

Лукреций, Тит Лукреций Кар (1 в. до н.э.) – римский философ и поэт, автор поэмы «О природе вещей». Его идеи близки материалистическим взглядам Эпикура.]. Я считаю ее болезнью, порожденной страхом, и источником неисчислимых страданий для человечества. Правда, я не могу отрицать, что религия внесла определенный вклад в цивилизацию. Она помогла на заре существования человеческого общества изобрести календарь, и она же заставила египетских жрецов так тщательно устанавливать время затмений, что впоследствии они оказались способны их предсказывать. Эти два добрых дела я готов признать, но никаких других за религией не знаю.

Слово «религия» используют в наши дни в весьма расплывчатом смысле. Некоторые, находясь под влиянием крайнего протестантизма, употребляют его для обозначения любого серьезного убеждения личного характера, касающегося нравственных вопросов или природы Вселенной. Такое словоупотребление совершенно неисторично. Религия – это прежде всего социальный феномен. Церкви, возможно, обязаны своим происхождением учителям, обладавшим сильными индивидуальными убеждениями. Но влияние учителей на основанные ими церкви было, как правило, слабым, в то время как церкви оказывали огромное влияние на общество, в рамках которого расцветали. Возьмем случай, который особенно интересен людям, принадлежащим к западной цивилизации: учение Христа, как оно изложено в евангелиях, имеет очень мало общего с этикой христиан.

Самым важным в христианстве с социальной и исторической точек зрения является не Христос, а церковь, и, если мы хотим судить о христианстве как о социальном движении, нам незачем обращаться к евангелиям. Христос учил, что следует отдавать все, что у вас есть, бедным и что не следует воевать, ходить в церковь и наказывать за прелюбодеяние. Ни католики, ни протестанты не изъявили никакого желания последовать этому учению. Некоторые францисканцы, правда, пытались проповедовать доктрину апостольской бедности, но папа осудил их, и доктрина была объявлена еретической. Или возьмем, например, евангельские слова: «Не судите, да не судимы будете» – и спросим себя, какое влияние они оказали на инквизицию и ку-клукс-клан.

То же самое относится и к буддизму. Будда был милым и образованным человеком; на смертном одре он смеялся над учениками, полагавшими, что он бессмертен. Но буддийские жрецы, живущие, например, на Тибете, – это невежественные и в высшей степени жестокие тираны.

Нет ничего странного в этом различии между церковью и ее основателем. Стоит только предположить, будто в речах определенного человека заключена абсолютная истина, как тут же появляется когорта специалистов по истолкованию его речей. А так как специалисты эти держат в своих руках ключ к истине, то они неминуемо приобретают власть, которой пользуются, как и всякая другая привилегированная каста, ради собственной выгоды. В одном отношении, однако, они хуже всякой другой привилегированной касты, ибо миссия их заключается в разъяснении неизменной истины, возвещенной раз и навсегда в совершенной и законченной форме, так что они неизбежно становятся врагами всякого умственного и нравственного прогресса. Церковь выступала против Галилея и Дарвина; в наши дни она выступает против Фрейда[2 — Фрейд, Зигмунд (1856—1939) – австрийский психолог, основоположник психоанализа. Автор работ «Толкование сновидений» (1900), «Психопатология обыденной жизни» (1904), «Тотем и табу» (1913), «Психология масс и анализ человеческого Я» (1921), «Моисей и монотеизм» (1939) и др. Идеи Фрейда оказали большое влияние на развитие психологии и философии XX в.] Во времена наибольшего могущества церковь заходила еще дальше в своей враждебности к разуму. Папа Григорий Великий[3 — Григорий Великий (ок. 540—604) – папа римский с 590 по 604 г., один из первых заявил о претензиях церкви на мировое господство. Уничтожил многие античные литературные памятники. При этом сам являлся автором многочисленных произведений по теологии.] обратился к одному епископу с письмом, начинавшимся следующими словами: «Слуха нашего достигло, о чем мы и выговорить не можем без стыда, что ты растолковываешь грамматику кое-кому из своих друзей». Своей святейшей властью папа заставил епископа бросить это «мерзкое» занятие. Неудивительно, что знание классической латыни возродилось только с наступлением эпохи Ренессанса. Религия пагубна не только в умственном, но и в нравственном отношении. Под этим я имею в виду, что она проповедует этический кодекс, целью которого не является человеческое счастье. Когда несколько лет назад в Германии был проведен плебисцит по вопросу о том, можно ли разрешить свергнутым монархическим династиям сохранить свою частную собственность, немецкие церкви официально заявили, что лишать их этой собственности противно учению христианства. Церкви, как известно, выступали против отмены рабства, пока у них хватало на это смелости, а в наше время, за малыми, раздутыми крикливой рекламой исключениями, они выступают против любого движения за экономическую справедливость. Папа официально осудил социализм.

Христианство и вопрос о взаимоотношении полов

Худшей чертой христианской религии является, Однако, ее позиция по вопросу о взаимоотношении полов – позиция настолько болезненная и противоестественная, что понять ее можно, только поставив в связь с тем недугом, которым был поражен цивилизованный мир в эпоху упадка Римской империи. Приходится иногда слышать, что христианство улучшило положение женщин. Это – одно из грубейших извращений истории, какие только возможно измыслить. Женщины не могут занимать сносного положения в обществе, которое считает в высшей степени важным, чтобы они не нарушали строгого морального кодекса. Монахи всегда видели в женщине прежде всего искусительницу; они считали, что она вызывает главным образом отвратительную похоть. Церковь проповедовала – и все еще продолжает это делать, – что женщине лучше всего оставаться девственной, но если для кого-то это невозможно, то позволительно выйти замуж. «Лучше вступить в брак, нежели разжигаться» – такова зверская формулировка св. Павла (1 Кор 7:9). Установив нерасторжимость брака и вытравив всякое знание ars amandi[[4 — Ars amandi (лат.) – любовное искусство.] церковь делала все, что было в ее силах, чтобы единственная разрешенная форма половой жизни приносила как можно меньше радости и как можно больше страдания. Запрет на средства контроля над рождаемостью опирается, по сути дела, на тот же мотив: ведь если женщина каждый год рожает по ребенку, пока не умирает от изнурения, то вряд ли можно предположить, что она получает большое удовольствие от супружеской жизни.

Концепция греха, неразрывно связанная с христианской этикой, необычайно вредна, ибо дает выход садизму, который люди начинают считать законным и даже благородным делом. Возьмем, например, вопрос о предупреждении сифилиса. Известно, что если принять заранее меры предосторожности, то опасность заразиться этой болезнью может быть сведена до минимума. Христиане, однако, возражают против распространения этих знаний, ибо считают за благо, чтобы грешники понесли наказание. В наше время в мире много тысяч детей страдают от врожденного сифилиса – они никогда не появились бы на свет, если бы не желание христиан увидеть грешников наказанными. Невозможно понять, как доктрины, требующие такой дьявольской жестокости, могут считаться хоть в какой-то степени благотворными для морали.

Каждый мальчик интересуется поездами. Предположим, мы говорим ему, что его интерес порочен; предположим, мы завязываем ему глаза, когда он находится в поезде или на железнодорожной станции; предположим, мы никогда не позволяем себе произносить слово «поезд» в его присутствии и держим в глубокой тайне все, что касается железных дорог. В результате он вовсе не перестанет интересоваться поездами, наоборот, заинтересуется ими вдвойне, но будет испытывать при этом нездоровое чувство греха, потому что ему внушили, что сам этот интерес недостоин. Каждый мальчик, наделенный живым умом, может быть таким способом превращен в неврастеника. Именно это и делают с вопросом о взаимоотношениях полов; но поскольку он интереснее, чем вопрос о поездах, результаты оказываются более пагубными. Почти все взрослые, исповедующие христианство, являются в той или иной степени нервнобольными из-за табу, которое налагалось на знание о половых отношениях в то время, когда они были молоды. Искусственно насаждаемое таким образом чувство греха является одной из причин их жестокости, забитости и тупости в дальнейшей жизни. Нет никакого рационального основания для того, чтобы держать ребенка в невежестве, если он хочет знать о чем-либо, будь то вопросы пола или какие-то другие вопросы. И мы никогда не будем иметь здорового населения, если не признаем этого факта. Но до тех пор, пока церкви контролируют политику в области образования, на перемены надеяться не приходится.

Даже если отставить в сторону эти сравнительно мелкие возражения, ясно, что фундаментальные доктрины христианства требуют изрядной доли этической извращенности, прежде чем могут быть приняты. Нам твердят, что мир сотворен богом – благим и всемогущим. Если еще до сотворения мира он провидел все несчастья и страдания, которые в нем будут заключены, то он и несет за все ответственность. Довод, будто существующие в мире несчастья порождены грехом, является просто уверткой. Во-первых, это вообще неверно; не грех же вызывает разливы рек или извержения вулканов. Но даже если бы это было верно, дело нисколько не менялось бы. Если бы я задумал произвести на свет ребенка, заранее зная, что он будет маньяком, одержимым мыслью об убийстве, то я нес бы ответственность за его преступления. Раз бог знал наперед те грехи, в которых будет повинен человек, но решил все же его сотворить, он, несомненно, ответствен за все последствия этих грехов. Обычный христианский аргумент сводится к тому, что мирское страдание служит очищению от грехов и потому является благом. Аргумент этот, очевидно, является лишь рационализацией садизма: но в любом случае это очень слабый аргумент. Мне хотелось бы пригласить какого-нибудь христианина в детское отделение больницы, чтобы он своими глазами увидел страдания, которые выносят здесь дети. Стал бы он после этого упорствовать, будто дети эти настолько пали в нравственном отношении, что заслуживают своей участи? Чтобы дойти до подобных заявлений, человек должен убить в себе всякое милосердие и сострадание. Он должен, одним словом, стать

В наследии английского философа, лауреата Нобелевской премии, активного борца за мир Бертрана Рассела (1872-1970) немалое место занимают проблемы атеизма. Рассел – страстный пропагандист свободомыслия, его статьи атеистического характера имеют такой разоблачительный накал, какой трудно встретить у других современных немарксистских авторов.

Работа издана отдельной брошюрой в 1930 г.: Russell B. Has Religion Made Useful Contribution to Civilization? An Examination and a Criticism. London: Watts & Co., 1930. Фрагменты ранее были переведены на русский язык (Наука и религия, 1959, №1). В настоящем издании полный перевод выполнен А. А. Яковлевым, с использованием фрагментов перевода 1959 г.

Я держусь того же взгляда на религию, что и Лукреций[1]. Я считаю ее болезнью, порожденной страхом, и источником неисчислимых страданий для человечества. Правда, я не могу отрицать, что религия внесла определенный вклад в цивилизацию. Она помогла на заре существования человеческого общества изобрести календарь, и она же заставила египетских жрецов так тщательно устанавливать время затмений, что впоследствии они оказались способны их предсказывать. Эти два добрых дела я готов признать, но никаких других за религией не знаю.

Внесла ли религия полезный вклад в цивилизацию? скачать fb2, epub бесплатно

«История западной философии» Бертрана Рассела хорошо известна не только специалистам, но и широкому кругу читателей как одно из самых удачных изложений истории философии. Ее автор – крупный математик, выдающийся философ и общественный деятель XX века, лауреат Нобелевской премии в области литературы. При подготовке текста уточнен перевод с английского языка, восстановлены все пропущенные места, в том числе глава о Карле Марксе.

Рекомендуется философам, историкам, всем интересующимся историей философии.

В наследии английского философа, лауреата Нобелевской премии, активного борца за мир Бертрана Рассела (1872–1970) немалое место занимают проблемы атеизма. Рассел — страстный пропагандист свободомыслия, его статьи атеистического характера имеют такой разоблачительный накал, какой трудно встретить у других современных немарксистских авторов.

Многие из этих статей, впервые переведенные на русский язык, включены в сборник, рассчитанный на широкий круг читателей.

«Брак и мораль» – книга, за которую в 1950 году Бертран Рассел получил Нобелевскую премию. В ней изложена не только краткая история возникновения институтов брака и семьи, но и затрагиваются вопросы, волнующие каждого мужчину и каждую женщину, – о сексуальном чувстве и любви, о браке и разводе, о семье и воспитании детей, о проституции, евгенике и многие другие, играющие в нашей жизни не последнюю роль.

Знаменитому богослову доктору Таддеусу как-то приснилось, что он умер и отправился на небеса. Весь путь он проделал без всяких трудностей, так как богословские занятия научили его запросто ориентироваться в небе. Когда же наконец он прибыл к месту и стал стучаться в небесные ворота, то был удивлен подозрительностью, с которой его встретили.

– Прошу впустить меня,– обратился он к привратнику.– Я благонамеренный человек и всю свою жизнь посвятил трудам во славу божью.

Жемчужины тонкого юмора вперемешку с остроумными фразами, каждая из которых тянет на афоризм, щедро рассыпаны буквально на каждой странице этого уникального сборника, который критики называли собранием «очень серьезных шуток». Итак. Сатана открывает врачебный кабинет и обещает своим клиентам всяческие встряски и волнения. Казалось бы, что хорошего? Однако любопытство делает свое дело, и глупая рыбешка одна за другой клюет на отравленную приманку… Или другой поворот. На славном острове Корсика творятся странные дела, от которых смоляные шевелюры мужчин седеют, а тело наливается старческим свинцом. Беззаботная жизнерадостная девушка после двухнедельного отпуска на Корсике возвращается морщинистой сгорбленной каргой… Однако на этом кошмары не заканчиваются, а всего лишь плавно перетекают к другим, более известным личностям. Ясный проницательный ум Бертрана Рассела проникает в глубины подсознания Сталина, царицы Савской и даже шекспировского Отелло, пытаясь представить, какие видения мучили их по ночам…

Британский философ, Нобелевский лауреат Бертран Рассел (1872-1970) справедливо считается одним из известнейших пропагандистов антирелигиозного мировоззрения. Его работы резки, непримиримы по форме, полны разоблачительного пафоса. Не исключение и известная брошюра «Внесла ли религия полезный вклад в цивилизацию?», вышедшая в 1930 г. Она публиковалась и в послевоенном СССР, и в целом, несмотря на совсем не большой объем, по её содержанию можно сделать некоторые выводы об основных аргументах и подходах автора к критике христианства и религии вообще.

На берегу оговоримся: все дальнейшие рассуждения и оценки базируются исключительно на указанной брошюре. Литературное наследие Бертрана Рассела велико, и прослеживать развитие, возможные коррективы и зигзаги его философских взглядов не является целью этой статьи.

Два добрых дела религии

Первое, что делает Рассел в своей критической статье, так это по сути отвечает на свой вопрос, вынесенный в название, в конце первого же абзаца первой главы:

Правда, я не могу отрицать, что религия внесла определенный вклад в цивилизацию. Она помогла на заре существования человеческого общества изобрести календарь, и она же заставила египетских жрецов так тщательно устанавливать время затмений, что впоследствии они оказались способны их предсказывать. Эти два добрых дела я готов признать, но никаких других за религией не знаю.

Это действительно все, чему он смог отдать должное. Весь дальнейший текст посвящен доказательству того, почему же ничего полезного человеческой цивилизации религия не принесла.

Рассел касается вопросов взаимоотношения полов, души и бессмертия, религиозной нетерпимости, свободы воли и праведности. Не будем подробно останавливаться на всех его контраргументах против религии (точнее, в основном, против христианства). Сами по себе они, конечно, интересны, иногда остроумны, всегда бескомпромиссны, но вообще-то к 1930 г. уже далеко не новы.

Отметим только одно: Рассел сразу же уточняет, с какой стороны он подходит к вопросу религии. Он отрицает взгляд на религию в «расплывчатом» смысле, как на любые убеждения в самом широком понимании. Для него важна — и по тексту ясно, что она ему отвратительна — прежде всего социальная роль религии:

С этим тезисом сложно спорить. И с самого начала мы в общем-то понимаем, в каком направлении автор будет двигаться в поиске уязвимых мест в фундаменте того здания, которое он хочет разрушить.

Интереснее другое: то, как он спорит, и то, каким образом предлагает с религией бороться.

Свобода воли vs Закон

Иронизируя над попытками теологов защитить во что бы то ни стало христианский принцип свободы воли, Рассел пишет:

Материалисты, устанавливая законы физики, доказывали или, лучше сказать, пытались доказать, что движение человеческого тела обусловлено механическими причинами и что, следовательно, все, что мы говорим, и всякие вызываемые нами изменения не могут быть отнесены к действию свободной воли. Если это правда, то любые испытываемые нами чувства имеют весьма малую ценность. Если необходимые для поступков телесные движения вызываются одними только физическими причинами, например когда человек пишет поэму или же совершает убийство, – сущим абсурдом было бы воздвигать в его честь памятник или отправлять его на виселицу. Некоторые метафизические системы оставляли для свободы воли область чистого мышления, но, поскольку проводником мышления может быть только телесное движение, приходится считать, что о царстве свободы никогда нельзя ничего рассказать, поэтому оно не может быть социально значимым..

Вопрос о свободе воли, следовательно, остается прежним. Что бы ни придумывали метафизики, совершенно очевидно, что в практической жизни в свободу воли не верит никто. Все и всегда знали, что можно выработать характер, все и всегда знали также, что алкоголь и опиум определенным образом влияют на поведение. Защитники свободной воли считают, что усилием воли можно избежать опьянения, но они не считают, что в пьяном виде можно сказать «британская конституция» так же ясно, как в трезвом. Каждый, кто хоть немного занимается воспитанием детей, знает, что правильная диета важнее для их добродетели, чем самая красноречивая проповедь. Единственным реальным результатом учения о свободе воли является то, что оно препятствует людям вывести из всех этих фактов правильное заключение. Когда поступки какого-нибудь человека нас раздражают, мы считаем его порочным и отказываемся признавать, что раздражающее нас поведение является результатом причин, восходящих к тому времени, когда этого человека еще не было на свете, и, следовательно, к событиям, за которые он не может нести никакой мыслимой ответственности…

Очевидно, что человек, намеревающийся совершить преступление, должен быть остановлен, но остановить нужно также и человека, заболевшего бешенством и имеющего намерение кусать людей, хотя никто не считает его морально ответственным за свои действия. Человек, заболевший чумой, должен быть изолирован, пока его не вылечат, хотя никто не считает его порочным. То же самое следует сделать с человеком, который испытывает болезненное желание подделывать подписи; но ни в том, ни в другом случае человеческой вины тут нет. И чтобы понять это, нужен всего лишь здравый смысл, хотя против него в данном случае выступают христианская этика и метафизика.

Христианская свобода воли положена на лопатки. Но только ли одна она?

Следуя за «здравым смыслом», Рассел, во-первых, смешивает свободу воли, как христианский догмат, и свободу воли, как философскую проблему, как выражение соотношения свободы и необходимости. А последняя, вообще-то, может решаться не только в метафизическом, религиозном ключе.

Во-вторых, смешивает свободу воли и «вину» (христианский догмат греховности) человека. Для христианства это одно и то же, вернее, одно не может быть без другого, одно предполагает другое. Очевидно, что, с точки зрения атеиста, с позиции которого и рассуждает Рассел, заражение чумой или бешенством не вина (грех, порок) человека. Но и сам факт заражения (обстоятельства которого мы не знаем) ещё не опровергают осознанного участия в этом заболевшего. Или, во всяком случае, какой-то степени свободы действия.

И, в-третьих, смешивает моральную ответственность за болезнь (не осознанные действия, вызванные болезнью) с заведомо осознанным поведением преступника («ни в том, ни в другом случае человеческой вины тут нет»).

Но в том-то и загвоздка: по Расселу получается, что никакой осознанности не существует. Т.к. осознанность предполагает свободу выбора, свободу воли. Которой нет. Ему же «здравый смысл» подсказывает, что «в практической жизни в свободу воли не верит никто».

Также интересно, что каждая из перечисленных «неточностей» автора по сути вытекает из предыдущей. Начав с едкой критики христианского догмата свободы воли (который он справедливо называет метафизическим, правда, видимо, в своём понимании), он по сути приходит к отрицанию свободы воли в общефилософском смысле. Осознавал сам автор последствия своей логики или нет, но в данном случае он в пику ненавистному ему христианству просто делает противоположный выбор: между метафизическими свободой и необходимостью (законом) выбирает необходимость. То есть просто исключает третье. «Здравый смысл» порой вытворяет удивительные фокусы с умными людьми.

Чтобы победить религию.

Но Бертран Рассел не был бы большим философом для своего времени, если бы не понимал, что к критике все-таки должен прилагаться и рецепт преодоления критикуемого. Без этого в общем-то и критика не критика. А значит прежде всего необходимо найти корневые причины того, с чем ты сражаешься. И он их, кажется, находит:

Итак, три человеческих импульса, воплощенные в религии, – это, по-видимому, страх, тщеславие и ненависть. Можно сказать, что цель религии в том и заключается, чтобы, направляя эти страсти по определенным каналам, придать им вид благопристойности. Именно потому, что эти страсти в общем и целом служат источником человеческих страданий, религия является силой зла, ибо позволяет людям безудержно предаваться своим страстям. Не благословляй их религия, они могли бы, по крайней мере в известной степени, их обуздывать.

Второе – и более фундаментальное – возражение против использования страха и ненависти в церковной практике состоит в том, что в наше время эти эмоции могут быть почти полностью устранены из человеческой природы при помощи реформ в области воспитания, экономики и политики. Основу должны составить реформы в сфере образования, ибо люди, испытывающие ненависть и страх, будут восхищаться этими эмоциями и захотят их увековечить, хотя это стремление будет, вероятно, бессознательным, как это имеет место у рядового христианина. Создать систему воспитания, нацеленную на устранение страха, вовсе нетрудно. Необходимо только относиться к ребенку с добротой, поставить его в такое окружение, в котором детская инициатива может проявиться и не принести при этом плачевных результатов, и оградить его от соприкосновения со взрослыми, одержимыми неразумными страхами, – перед темнотой, мышами или социальной революцией. Ребенок не должен также подвергаться тяжким наказаниям, ему не надо угрожать и делать чрезмерно суровые выговоры. Несколько сложнее избавить детей от ненависти. Для этого нужно самым тщательным образом избегать ситуаций, возбуждающих ревность или зависть, и всячески поддерживать справедливость в отношениях между детьми. Ребенок должен ощущать теплое чувство любви со стороны по крайней мере некоторых из тех взрослых, с которыми ему приходится иметь дело; не следует мешать проявлению его естественной активности и любознательности, за исключением тех случаев, когда возникает опасность для его жизни или здоровья. В особенности же не должно быть табу на знание о взаимоотношении полов или на обсуждение проблем, которые люди, опутанные условностями, считают неприличными. Если с самого начала соблюдать эти простые правила, ребенок вырастет бесстрашным и дружелюбным человеком.

Однако, когда воспитанное таким образом юное существо вступит во взрослую жизнь, он (или она) окунется в мир, полный несправедливости, жестокости и ненужных страданий. Несправедливость, жестокость и страдания, существующие в современном мире, являются наследием прошлого и имеют своим конечным источником экономические причины, поскольку в былые времена беспощадная борьба за средства к существованию была неизбежна.

В нашу эпоху она не является неизбежной. При нынешней промышленной технике мы можем, если только захотим, обеспечить каждому человеку сносное существование. Мир располагает знанием, способным обеспечить счастье всем людям; главной преградой на пути использования этого знания является религиозное учение. Религия не позволяет нашим детям получить рациональное образование; религия препятствует нам в устранении коренных причин войны; религия запрещает нам проповедовать этику научного сотрудничества вместо старых и жестоких доктрин греха и наказания. Возможно, что человечество уже стоит на пороге золотого века; но если это так, то сначала необходимо будет убить дракона, охраняющего вход, и дракон этот – религия.

Таким образом, ход рассуждений автора представляется в следующем виде:

1) Чтобы победить и изжить религию, религиозное сознание, надо преодолеть то, что религия эксплуатирует в человеке.

2) В религии воплощены «три человеческих импульса»: страх, тщеславие и ненависть. Именно их и надо устранить.

3) Мы знаем, как нам преодолеть страх, тщеславие и ненависть. Необходимы «реформы в области воспитания, экономики и политики».

4) Но «главной преградой на пути использования этого знания», «драконом, охраняющим вход в золотой век человечества», является «религиозное учение». Поэтому сначала надо победить. религию.

Давайте уберём промежуточные звенья логической цепочки: чтобы победить религию надо победить религию.

Но ведь клубок рассуждений уже был последовательно размотан до экономики, политики и воспитания. Даже нарисована прекрасная картина того, как это, по мнению Рассела, должно работать в идеальном «золотом веке человечества». Оставим в стороне вопрос о соотношениях данных сфер жизни общества — автору со своей колокольни виднее, что за чем следует — но почему не копнуть дальше? Хотя бы попробовать. Ведь, оттолкнувшись от признания социального феномена религии и одновременно опрокинув христианский догмат свободы воли, сам бог велел (каламбур!) идти куда-то в этом направлении, искать здесь всеобщую закономерность, а оттуда уже и рецепт борьбы. Но нет — просто забудем с чего начали двумя страницами раньше.

Болезнь без лечения

В самом начале брошюры Бертран Рассел, ссылаясь на древнеримского философа Лукреция, определяет религию, как болезнь человечества. И с точки зрения атеиста это действительно так. Только с точно зрения последовательного атеиста это ещё не все. Ведь невозможно отрицать, что для огромной части человечества религия была и есть не только болезнь, но и обезболивающее одновременно. Даже один факт того, что при всем историческом торжестве науки и разума (прямо-таки боготворимых Расселом) религия продолжает воспроизводиться из поколения в поколение, уже должен был навести на определённые мысли. И для искоренения источника этой «болезни» одного желания («если только захотим») и голых знаний, что человечество уже созрело для отрицания религии, оказывается недостаточно. Но именно там, где у Рассела по идее должна была начинаться, так сказать, практическая часть «лечения», его мысль как раз и обрывается.

Покружившись вокруг «чёрного ящика» религии, сущность которого Бертран Рассел пытается познать, чтобы уничтожить, описав его со всех сторон, общупав, измерив и обнюхав, он так и не решился (не смог? не захотел?) в него заглянуть. Завершив исследование на самоочевидной банальности: чтобы что-то уничтожить это должно быть уничтожено. То, что этот мыслительный уроборос скрыт за отдельными глубокими наблюдениями, дело не меняет.

Каким бы ненавистным, уродливым и неразумным не казалось снаружи ветхое здание христианства и религии вообще, одного внешнего доказательства и демонстрации его вреда для человечества оказалось маловато для полноценной критики. Не говоря уже о разрушении. Тем более для нобелиата Бертрана Рассела.

Автор статьи

Куприянов Денис Юрьевич

Юрист частного права

Страница автора

Читайте также: